От пыток до окопов. Что Россия делает с задержанными мирными жителями Украины — расследование Associated Press
Иллюстрация: Peter Hamlin / AP
С самого начала полномасштабного вторжения в Украину российские силовики задерживают и пытают мирных жителей. Гражданских используют как «обменный фонд» и заставляют рыть окопы, предъявляют абсурдные обвинения и месяцами держат под стражей. Все это — в нарушение международных конвенций о ведении войны. Журналисты Associated Press поговорили с десятками бывших заключенных и их родными, чтобы понять, как устроена эта репрессивная система. «Медиазона» публикует перевод их расследования.
Было очень холодно. Украинцы проснулись задолго до рассвета, выстроились очередью в единственный сортир, а потом под дулами автоматов отправились в грузовики для перевозки скота. Следующие двенадцать с лишним часов они рыли окопы на передовой для российских солдат.
Многих заставили надеть российскую военную форму, что делало их потенциальной целью ВСУ, а один из заключенных, бывший глава городской администрации, волочил ноги в берцах, которые были ему велики на пять размеров. К концу дня руки у них закоченели и скрючились.
Неподалеку, в оккупированной части Запорожской области, другие украинцы рыли в замерзшей земле могилы — для тех задержанных, которые не выжили. Один из них отказался копать и его расстреляли — прямо там, на месте, еще одно тело в могилу.
Тысячи мирных украинских граждан содержатся под стражей в России и на оккупированных ею территориях. Места их содержания варьируются от новых корпусов в уже существующих российских тюрьмах до промозглых подвалов. У большинства нет четкого юридического статуса.
И Россия готовит места для многих тысяч. В январе вышло постановление правительства, по которому к середине 2026 года в ведении ФСИН должно оказаться 25 новых колоний и шесть других мест принудительного содержания на оккупированных территориях.
Кроме того, в мае Владимир Путин подписал закон, который позволяет «принудительно перемещать» людей из регионов, где введено военное положение (а это все оккупированные территории), в другие части России. И это облегчает депортацию украинцев, которые выступают против оккупации — AP удалось задокументировать множество подобных случаев.
Оказаться в руках российских силовиков на оккупированных территориях можно за самые незначительные «нарушения»: например, за разговор на улице по-украински или просто за то, что вы — молодой человек. Одних потом удерживают без предъявления обвинений, других обвиняют в терроризме, ведении боевых действий или «оказании сопротивление проведению специальной военной операции». Сотни людей попадают в фактическое рабство к российским солдатам, роют для них окопы, строят укрепления и копают могилы.
Узников пытают электричеством, душат и избивают, трещины в черепе и сломанные ребра — обычное дело. Многие из бывших заключенных рассказали AP, что видели, как люди умирали в заточении. В конце июня ООН выпустила доклад, зафиксировавший 77 казней гражданских лиц, «которые были произвольно задержаны Российской Федерацией», и одну смерть от последствий пыток.
Россия не признает задержания гражданских в принципе и тем более не признает основания, по которым это происходит. Но мирные жители служат «обменным фондом», а еще, по данным ООН, используются в качестве живого щита в прифронтовых районах.
Корреспонденты AP поговорили с десятками людей, том числе двадцатью бывшими заключенными, а также родными тех, кто до сих пор находятся под стражей, бывшими военнопленными, двумя представителями украинской разведки и одним переговорщиком. Их рассказы, а также спутниковая съемка, данные соцсетей, правительственные документы и копии писем, которые доставляет «Красный крест», подтверждают: в России выстроена целая система для задержания и применения насилия к мирным жителям, которая напрямую нарушает Женевские конвенции.
Одни проводят в заключении дни или недели, другие пропали в этой системе уже больше года назад. Почти все они либо сами столкнулись с пытками, либо были свидетелями пыток. При этом их могли переводить из одного места заключения в другое без всяких объяснений.
«Это просто торговля людьми, — рассказывает Елена Ягупова, сотрудница администрации Каменки-Днепровской, которую россияне заставляли рыть окопы в Запорожской области. — Если мы не будем говорить об этом, если мы промолчим, то завтра там может оказаться кто угодно: мои соседи, знакомые, дети».
Невидимые заключенные
В новом корпусе, построенном на территории ростовской ИК-2, по крайней мере два этажа, от основного здания колонии его отделяет толстая стена.
Корпус появился уже после начала полномасштабного российского вторжения, как показывает спутниковая съемка, которую проанализировало AP. Здесь вполне можно было бы разместить сотни украинцев, считают правозащитные организации. По данным двух российских правозащитников, находящихся за рубежом, у корпуса мощная охрана — солдаты и бронетехника.
Ростовская колония — одно из как минимум 40 мест в России и Беларуси и 63 на оккупированных территориях Украины, где содержатся под стражей мирные жители Украины. Именно столько удалось подтвердить AP по рассказам бывших заключенных, а также данным организаций Ukrainian Media Initiative for Human Rights и Gulagu.net. Все в том же недавнем докладе ООН приводятся немного иные цифры: 37 учреждений в России и Беларуси и 124 на оккупированных украинских территориях.
В некоторых из этих мест также содержатся российские заключенные, обвиненные в самых разных преступлениях. Другие были созданы на скорую руку в прифронтовых районах, и в двух из них AP удалось задокументировать случаи, когда заключенных-украинцев заставляли рыть окопы.
Система совершенно непрозрачна, так что оценить число гражданских, которые в ней находятся, крайне трудно. Украинские власти смогли подтвердить легальных статус чуть более чем тысячи человек, против которых выдвинуты обвинения. При этом Владимир Осечкин из Gulagu.net утверждает, что задержанных мирных жителей не меньше четырех тысяч. Он показал AP документ 2022 года, согласно которому 119 человек, которые «выступали против проведения специальной военной операции», доставили на самолете в одну из колоний Воронежской области. Многие украинцы, побывавшие в российском заключении, подтверждают, что их без всякой видимой причины перевозили самолетом из одного учреждения в другое.
В общей сложности, как полагают украинские власти, в заключении может находиться около десяти тысяч гражданских. Именно такие цифры приводит переговорщик Александр Кононенко, представитель уполномоченного по правам человека в системе органов сектора безопасности и обороны. Он основывается на заявлениях родственников, а также сведениях, которые сообщают задержанные украинцы, которым удалось оказаться на свободе. В июне власти Украины заявили об освобождении 150 мирных жителей, при этом Россия отрицает, что удерживает кого-либо еще. «Они говорят: «У нас этих людей нет, вы лжете»», — рассказывает Кононенко.
История задержания двух мужчин в Херсонской области в августе 2022 года показывает, насколько трудно родным найти тех, кто попал в руки россиян.
Охранник Артем Баранов и рабочий асфальтового завода Евгений Пришляк из Новой Каховки дружили много лет. Как рассказывает Ирина Слива, гражданская жена Баранова, дружба окрепла еще больше во время пандемии, когда оба завели собак. Вместе ходили их выгуливать — даже после того, как российские войска оккупировали Новую Каховку. У застенчивого Баранова был огромный черный мастиф, у Пришляка — рыжеватый той-пудель, в цвет к его бороде.
15 августа они гуляли допоздна, и Пришляк решил переночевать в квартире у Баранова, чтобы не рисковать и не идти домой после наступления комендантского часа. Позже соседи рассказали родным двоих мужчин, что ночью в квартиру ворвались 15 российских солдат, перевернули все вверх дном и задержали обоих.
Месяц их держали в местной тюрьме, условия были настолько мягкие, что Ирина Слива удалось через ограду пообщаться с Пришляком. Но вот ее муж, по словам его друга, выйти наружу не мог.
Она посылала передачи с едой и одеждой, но не знала, доходят ли они. В конце концов, на день рождения Баранова, она купила его любимый десерт — эклеры с кремом. Ирина раздавила их и спрятала внутрь небольшую бумажку со своим новым российским номером телефона. Она надеялась, что охранники не станут тщательно проверять липкое месиво и просто передадут его Баранову.
Через месяц родные узнали, что двоих мужчин перевели в другую тюрьму — в Севастополе. А дальше их след потерялся.
Прошло еще четыре месяца. И тут им позвонили родные некоего Павла Запорожца. Тогда имя им ничего не сказало, но вскоре они очень хорошо узнали этого человека.
Запорожец был задержан в оккупированной части Херсонской области и обвинен в «международном терроризме». Он сидел в одной камере с Барановым в Ростове. Поскольку ему официально предъявили обвинения, у него был адвокат.
Только в этот момент Ирина поняла, что муж получил эклерную передачу — и ее новый номер телефона. Баранов запомнил его и по сложной цепочке передал о себе весточку, которая дошла до адресата 7 апреля.
В письме, которое получила Ирина, он писал, что его обвиняют в шпионаже — и она понимала, что такое обвинение рассыпется даже в российской правовой системе. Баранов был задержан в августе, а Херсонская область была аннексирована лишь в октябре. «Когда его задерживали, он был на территории своей страны, — говорит она. — Они думали-думали и в итоге придумали уголовное дело по шпионажу».
Баранов писал родным, что его дважды перевозили из одной тюрьмы в другую на самолете с завязанными глазами. В одном из учреждений вместе с ними было еще 60 человек. В конце зимы их с Пришляком разделили. Родные Пришляка написали запрос в ростовскую тюрьму и получили официальный ответ, что его там нет.
Число гражданских, находящихся под стражей, стремительно росло на протяжении войны. В первую волну россияне, заняв населенный пункт, гребли людей по спискам — активистов, проукраински настроенных чиновников и отставных военных. Мэр Мелитополя Иван Федоров рассказывает, что его задержали вскоре после того, как российские войска вошли в город, но через неделю обменяли на девятерых солдат.
Следующей мишенью стали учителя и врачи, которые отказывались сотрудничать с оккупационными властями. Но сегодня людей могут задержать даже за такой пустяк, как желто-синяя ленточка, привязанная к велосипеду.
«Логики сейчас нет никакой», — говорит Федоров. По его оценкам, только в Мелитополе единовременно в заключении находятся примерно пятьсот человек, и это число подтверждают другие собеседники AP.
Представитель украинской разведки, который согласился обсудить ситуацию на условиях анонимности, утверждает, что страх россиян перед несогласными стал «патологическим» после осеннего контрнаступления.
В закрытых украинских чатах, посвященных молодым людям, которых задерживали прямо на улицах оккупированных городов, корреспонденты AP видели множество объявлений о пропавших без вести. Авторы сообщений умоляют помочь с информацией и рассказывают об обстоятельствах задержания: под дулами автоматов, на улице и дома.
Женевские конвенции запрещают необоснованно задерживать или насильственно депортировать гражданских лиц. При этом задержанные должны иметь возможность общаться с близкими, пользоваться услугами адвоката и оспаривать обвинения, которые против них выдвигаются, в суде. Но для начала человека нужно найти.
Родные Евгения Пришляка много месяцев писали письма в надежде узнать, где он содержится. По словам его невестки Любови, она знает, зачем задержанных постоянно переводят из одной тюрьмы в другую: «Чтобы семьи не могли их найти. Они так скрывают следы своих преступлений».
Рабы в окопах
Сотни гражданских оказались в условиях даже более опасных, чем российская тюрьма: они рыли окопы в прифронтовой зоне на оккупированных украинских территориях.
Сразу несколько человек, которым удалось выйти на свободу, рассказали AP, как устроены работы по возведению российских укреплений. Среди них — 50-летняя Елена Ягупова, которая была задержана в Запорожской области в октябре 2022 года, предположительно за то, что ее муж служит в ВСУ.
По нормам международного гуманитарного права, Ягупова — гражданское лицо, поскольку не является действующим служащим или добровольцем в рядах вооруженных сил. Зафиксированное нарушение этих норм — военное преступление, а если таких нарушений много и они носят систематический характер, то это «может быть признано преступлением против человечности».
Но разница между гражданскими лицами и комбатантами может быть очень зыбкой в условиях войны, когда Украина призывает мирных жителей всячески помогать военным — например, передавая информацию о позициях российских войск. На практике россияне задерживают гражданских вместе с комбатантами, в том числе по обвинениям соседей, которые могут быть совершенно огульными. Иногда задержания и вовсе носят совершенно случайный характер.
Ягупову забрали прямо из ее дома. Россияне потребовали, чтобы она рассказала о местонахождении мужа. Ей надевали на голову пластиковый пакет, душили, били двухлитровой бутылкой с водой по затылку. А потом выволокли из камеры и стали возить по городу, чтобы она указывала на местных жителей, которые поддерживают Украину. Делать этого она не стала.
Когда к ней в камеру пришли во второй раз, она уже была совершенно без сил. Солдат вывел ее и поставил перед съемочной группой. Елена чувствовала запекшуюся кровь на шее. Ей сказали, что сейчас надо будет дать интервью.
В кадр не попал пистолет, который был нацелен ей в голову. Державший его солдат сказал Ягуповой, что, если она будет давать российским журналистам правильные ответы, ее отпустят на свободу.
Но она не знала, какие ответы — правильные. И отправилась обратно в камеру.
Три месяца спустя, без всяких объяснений, Ягупову вновь вывели из камеры. На этот раз ее привезли к пустынному блокпосту, где ждала еще одна съемочная группа. Ей велели взять за руки двоих мужчин и вместе с ними пройти пять метров в сторону Украины.
Потом троим украинцам велели записать еще один дубль с проходом. А потом еще один — чтобы показать, как россияне освобождают мирных жителей, которые находятся под стражей.
Но после съемки солдаты опять погрузили их в грузовик и отвезли на перекресток неподалеку. Один из военных раздали им лопаты.
«Пришло время поработать на благо Российской Федерации», — сказал он.
Так в середине марта Ягупова и еще полтора десятка гражданских — в том числе несколько предпринимателей, студент, учитель и коммунальщик — стали рыть окопы. Она видела и другие такие же группы неподалеку, их охраняли вооруженные люди. Почти все копающие были в российской военной форме, и они опасались, что украинская артиллерия может принять их за вражеских солдат.
Через спутниковую съемку AP удалось подтвердить, что в том районе, про который рассказывала Ягупова и еще один человек из ее группы, весной действительно появились окопы. Этот второй собеседник попросил об анонимности, поскольку у него есть родственники на оккупированных территориях. «Иногда мы работали круглые сутки, если к ним должна была приехать инспекция», — говорит он.
Мужчина также рассказал об украинских мирных жителях, которых заставляли рыть могилы — как минимум для 15 человек. По его словам, одного из гражданских, отказавшегося копать, расстреляли. В том месте, о котором идет речь, на спутниковой съемке видна свежевскопанная земля.
Нашему собеседнику удалось бежать во время ротации российских войск, Ягупова тоже смогла выбраться из заключения. Но по словам обоих, на прифронтовых оккупированных территориях остаются еще сотни гражданских, которые поставлены перед выбором: работать на Россию или умереть.
Когда Ягупова через пять месяцев после задержания вернулась в Каменку-Днепровскую, ее дом был разграблен, а любимую собаку пристрелили. У нее постоянно болела голова, все было как в тумане, и дети Елены, которые уже давно выбрались с оккупированных территорий, убедили ее покинуть оккупированный город.
Она проехала тысячи километров — через Россию, Эстонию, Латвию, Литву и Польшу вернулась в Украину, в прифронтовой район, где служит в ВСУ ее муж. Они уже давно расписаны, но теперь решили венчаться в церкви.
Оказавшись в безопасности на подконтрольной Украине территории, Ягупова хочет дать показания против России — за месяцы жизни, которые у нее украдены, за сотрясение мозга, последствия которого она все еще чувствует, за дом, который она потеряла. Она до сих пор рефлекторно трогает затылок — то место, куда ее били бутылкой.
«Они не только у меня украли, они у половины страны украли», — говорит она.
Политика пыток
Насилие, про которое рассказывает Ягупова, — это не исключение, а правило. Все собеседники AP, которых задерживали россияне, говорят о том, что пытки были регулярной практикой, и не важно, можно было извлечь какую-то информацию или нет. Согласно июньскому докладу ООН, 91% бывших заключенных рассказывают, что «во время содержания под стражей их подвергали пыткам и жестокому обращению».
Они описывают набитые до отказа камеры, тщательно приготовленные заранее орудия пыток, аккуратно разложенный скотч, которым их приматывали к офисным креслам, бесконечные допросы ФСБ. Украинские следователи предоставили AP около сотни фотографий, на которых задокументированы инструменты пыток, обнаруженные в Херсонской, Киевской и Харьковской областях. Про многие из них рассказывали и наши собеседники, побывавшие под стражей на оккупированных территориях и в России.
Многие рассказывают о пытке током при помощи полевого телефона или аккумулятора — по словам одного из них, россияне называли это «звонок маме» или «звонок Байдену». Эксперты ООН приводят рассказ бывшего заключенного, которого били бутылкой с водой по голове — так же, как Елену Ягупову.
Викторию Андрушу, учительницу математики начальных классов, россияне задержали 25 марта 2022 года дома у ее родителей, в селе Старый Быков Черниговской области. В телефоне у нее обнаружили фотографии российской военной техники. 28 марта она уже была в СИЗО на территории России. Тюремщики говорили ей, что Украина побеждена и не собирается забирать своих мирных граждан.
Ее, как и многих других, пытали, душили пластиковым пакетом, били — кулаками, железными, деревянными и резиновыми дубинками. Люди в черной форме с шевронами силовых структур избивали ее прямо в тюремном коридоре и в специальной комнате, отделанной плиткой и явно приспособленной для быстрой уборки. На стене висел телевизор, который безостановочно транслировал российскую пропаганду.
«В какой-то момент я уже просто сидела там и говорила: слушайте, делайте со мной, что хотите. Мне уже все равно», — рассказывает Андруша.
Пытки были не только физические. Виктории регулярно говорили, что она умрет в российской тюрьме, что ее порежут ножами и изуродуют тело до неузнаваемости, что украинским властям нет дела до какой-то учительницы, что ее семья забыла о ней, что ее язык — никчемный. Заключенных заставляли учить и петь гимн России, а также другие патриотические песни.
«Их целью было воздействовать на нас психологически, показать, что в нас нет ничего человеческого, — рассказывает Андруша. — Нашей целью было не поддаваться на все, что они с нами делали».
А потом, без всяких объяснений, ее вместе с еще одной женщиной просто отпустили. Тюремщики велели им собирать вещи, надели наручники и посадили в автобус. Виктория так исхудала в СИЗО, что куртка висела на ней мешком.
Вскоре к ним присоединились захваченные в плен украинские военные. Когда автобус подъехал к границе, Андруша увидела на другой стороне троих российских солдат. Международное право запрещает обменивать гражданских лиц как военнопленных, однако в июньском докладе ООН зафиксировано как минимум 53 таких случая. Мелитопольский мэр Федоров говорит, что ровно такой обмен был и в его случае.
По крайней мере один из мужчин, который был в СИЗО вместе с Викторией Андрушей весной 2022 года, до сих пор находится в заключении. Она не знает, что стало с остальными. Но многие бывшие заключенные пытаются найти родных своих сокамерников, чтобы рассказать, как сложилась их судьба.
Андруша вспоминает, как часами заучивала телефонные номера вместе с другими украинцами — на случай, если им удастся выбраться из тюрьмы. Когда она оказалась на свободе, то сообщила эти номера украинским властям.
О шести месяцах, проведенных в российском СИЗО, Виктория Андруша говорит спокойно, но со злостью. «Мне удалось это пережить, — рассказывает она, сидя в своем классе после уроков. — Но ведь столько случаев, когда люди не вернулись».
Тем временем для родных ожидание превращается в настоящую пытку.
Отец Анны Вуйко был среди первых мирных жителей, задержанных россиянами в марте прошлого года. Соседи рассказали Анне, что Роман Вуйко, 50-летний инвалид, работавший на стекольном заводе, сопротивлялся, когда российские военные решили расположиться в его доме в Гостомеле, пригороде Киева. Тогда они заехали к нему во двор на армейском грузовике, побили все окна, а самого Романа заковали в наручники и увезли.
К маю 2022 года Роман Вуйко уже был в курском СИЗО, в сотнях километров от дома. Дочь получила от него всего одно рукописное письмо — через шесть месяцев после задержания и через четыре месяца после того, как Роман его написал. Формулировки в письме были очень общие, и Анна смогла понять из него только одно: ее отец жив.
«Я думаю об этом каждый день, — говорит она. — Прошел уже год, больше года… Сколько еще времени должно пройти?»
Авторы: Лори Хиннант, Анна Аргирова, Василиса Степаненко
Оригинал: Thousands of Ukraine civilians are being held in Russian prisons. Russia plans to build many more, The Associated Press, July 13, 2023
Перевод: Д. Г.
