«Мы будем ждать». Родственники осужденных уфимских мусульман не падают духом
Зал гудит. Только что вынесли приговор 12-ти жителям Уфы, обвиняемым в причастности к «Хизб ут-Тахрир» (организация признана террористической и запрещена в России). От 11 до 16 лет за участие в террористической организации. Точно такая же «вилка» неделю назад была в московском приговоре по «делу девяти».
Парадоксально, но больше всего радуются те, кто получили больше всех. А разгадка проста: ориентируясь на летний приговор «уфимской 20-ке», они ожидали получить примерно по 24 года. Батыру Мухаметову и Булату Рахманову даже переквалифицировали обвинение на более лёгкое: из лидеров ячейки (ч. 1 ст. 205.5 УК РФ) они превратились в участников (ч. 2 ст. 205.5 УК РФ). Впрочем, это формальность: к 16 годам можно осудить и по первой части.
Как в большинстве дел об участии в «Хизб ут-Тахрир», фигурантам вменялись собрания, разговоры, чтение и обсуждение запрещённой литературы, агитация других мусульман.
— Без штрафов! — раздаётся недалеко от стеклянной клетки восторженный женский голос. Это супруга одного из обвиняемых делится с мужем радостью. Обвинение запрашивало штрафы от 200 до 500 тыс. руб., и это бы легло неподъёмным грузом на семьи.
— Я дождусь тебя! Мне будет 90, — Римма Рахманова, мама Булата Рахманова, пришла в суд с плакатом «Булат, я дождусь тебя!». На самом деле, ей будет чуть больше 80-ти, когда у сына закончится срок, а вот если бы он получил 24 года, тогда было бы под 90. Были и другие плакаты у родственников: «Мы вас любим!», «Вы лучшие».
Родственники Урала Галиева и Артёма Наумова, получивших по 11 лет, напротив, разочарованы: эти обвиняемые признали в суде вину и надеялись, вероятно, на большее снисхождение. В коридоре начинается конфликт между несколькими женщинами: на повышенных тонах обсуждают поступок Галиева и Наумова, и в шуме нельзя разобрать, из-за чего начался спор.
Вспышка быстро затихает, а в коридоре вдруг раздаётся пение. Илшат Абдрахимов, отец Урала Абдрахимова, получившего 15 лет, молится, иногда вытирая руками слёзы с щёк.
Через некоторое время все спускаются в фойе. После московской муштры приставы Орджоникидзевского районного суда Уфы кажутся мне совсем лояльными: они не обращают внимания на импровизированную неформальную пресс-конференцию, на которой, правда, нет прессы (разве что условно я), а в роли камер телефоны.
На видео короткие выжимки из сказанного. Внизу в тексте более полные высказывания.
Мини-выступления переходят в разговор. Римма Рахманова говорит, что её родственники отвернулись, когда узнали об аресте сына, а один знакомый мусульманин сказал: «Просто так не сажают», — но потом посадили и его сына.
Наконец, все расходятся. Многие едут на обед к Римме Халидаровне, в гости приглашают и меня. У дома ей встречается соседка, которая умоляюще спрашивает:
— Ну как? …Как 16 лет?! Что же он сделал?
— Чай пил, книги читал, — трудно понять, почему мать отвечает так весело, но мы-то уже знаем (дали меньше 20-ти!).
— Господи! Какая же это статья?
— 205.5.
— Это что, убийство?
— Нет, участие в террористической организации, — соседка смотрит с вытаращенными глазами, будто её разыгрывают. — Но это она только на бумаге террористическая.
— Мальчик — золото! — у соседки наворачиваются слёзы, и она уходит.
— Вот, — задумчиво произносит Римма, — родственники отвернулись, а соседка переживает.
Накрывая большой стол, Римма Халидаровна смеётся:
— И неудивительно, что сына обвиняли по первой части. Я вот тоже чаепитие организовала. Все доказательства, что это семья террористов.
Плакат «Булат, я тебя дождусь!» отправляется за стекло книжного шкафа. Он будет стоять с архивными семейными фотографиями и советскими книгами. Сколько?
— Когда Булата забирали, — рассказывает его мать, — он сказал трёхлетней дочке: «Дочка, не переживай. Вернусь и принесу тебе конфет. Или твоим детям».
Обращения родственников:
Римма Рахманова
Я мама Рахманова Булата. Мой сын мне два года говорил, что ему по первой части [ст. 205.5 УК РФ] дадут 20 лет, поэтому меня вот эти 16 лет как-то успокоили. Я настроилась на 20 и даже больше, если у нас ребят сажали на 24 года этим летом. А я самая старшая мама, мне 67 лет, и ещё плюс если 19 лет, мне уже… я просто… А сегодня я вышла с таким плакатом, что я его дождусь. Поэтому я себе установку даю, что я его дождусь. А мы их любим. Это самые хорошие парни, если бы вы только знали.
Римма Рахматуллина
Я мама Рахматуллина Руслана. Моему сыну сегодня дали 14 лет. Он у меня никакой не террорист. Я его вырастила очень достойным, очень справедливым хорошим человеком. Он у меня принял ислам, верит в Аллаха. Есть божий суд у нас ещё, конечно, впереди. Я считаю, что ему дали такой срок, 14 лет, ни за что.
Илшат Абдрахимов
Я Абрахимов Илшат, отец Абдрахимова Урала, которому сегодня дали 15 лет. Я ходил на суды, и прокурор даже сам не понял, что он просит. Он же просит за терроризм, а судья сказал: мы за терроризм их не судим. Получается, как бы за принадлежность партии. Ему задали вопрос: зачем же партию тогда, она что, терроризм сделала где-нибудь? Нет, не сделала. И, короче, они сами запутались. Получается, просто чтобы своё место не потерять, каждый из них старается: кто арестовал, если он его отпустят, значит его самого посадят. У нас система такая сделана. И судьи — им звонок дали, они зачитали, они уехали. Они уже сумки собрали, они торопятся. «В режиме турбо» — кто у нас сказал? Батыр сказал? [Подсказывают: «Миша»]. А, Михаил [Топтыгин] сказал. В режиме турбо, говорит, работают. Прокурор читает по нетбуку, что ему говорить, а как голову поднимет, запутывается. Он понятия не имеет. Сидит на телефоне, играет. А что ему? Ему нечего терять.
Но они ещё не знают, что всё-таки придёт день и все мы попадём к Аллаху. И каждый будет отвечать только за свои деяния, не за деяния кого-то. Но за деяния, конечно, и детей, если я неправильно их воспитал. А мы думаем, что наши сыновья, ихние мужья, они правильные люди. Тыщу раз было сказано: мы что, наркотиками пользуемся? Они даже некоторые признались, хотя этого нельзя говорить, они уже тауба [покаяние] принесли: ну, не на совсем праведном пути они были какое-то время, потому что выросли в такое время. А сейчас: не пьёт человек, не курит — а что теперь? Когда у меня сына арестовали, с ним ещё арестовали одного парня, потом его отпустили. Я, говорит, слышал: «Урал, ты же такой хороший парень был, пил, гулял, зачем этот путь забросил? Зачем ты на этот путь встал?» Им, кажется, что человек пьёт, гуляет, управлять им легче. А эти парни, они переживают за Родину, вот кто переживает. А не эти, которые сидят там, решение выносят. Они переживают, что у нас страна катится в пропасть. Наркота, пьянство, убийство. С кем они сидят? В основном, мусульмане за наркоту, ну, и по пьяни кто-то кого-то убил. Мы ждём они вернутся. Скоро, кстати. Скоро!
Сейчас выросло какое-то поколение: одни — они вот такие пошли [как наши дети], а другие зарабатывают деньги, можно типа любыми путями. Цинизм, понимаете? Они прекрасно знают, что они делают, но им зарплату платят. Они осваивают деньги, которые бюджет им выделяет. Наши с вами бюджетные деньги выделяются. Они их осваивают, хорошо осваивают. Как февраль месяц, когда открытие всех КБК [коды бюджетной классификации], расчётных счетов, они гребут, садят. И к другим приходят, хотя многие думают: к нам это не придёт, мусульмане — террористы. 250 человек «Свидетели Иеговы» арестовали. Кого-то отпускают, кого-то нет, будут теребить сейчас всех, потому что деньги нужно осваивать, потому что иначе на следующий год не дадут.
Хаяра Рахманова, жена Булата Рахманова:
Мы хотели обратить особое внимание общественности на то, каким образом происходят эти суды. Дело в том, что изначально судья не дал ознакомиться подсудимым с материалами дела. Понимаете, меня судят, я не знаю за что, до конца не понятно. Прокурор зачитал обвинительное заключение, и подсудимым задали вопрос: понятно? Не понятно! Не понятна суть преступления. В чём именно обвиняют? То есть состава преступления нет.
И как дальше проходят суды. Вызывают свидетелей обвинения, они должны говорить о преступлении, а они говорят: мы, да, встречались, мы обсуждали разные темы, политические, религиозные, где написано, что это запрещено? Свидетели защиты приходили, естественно, тоже, только хвалили своих ребят. Мы любим наших братьев, мужей, сыновей, но факт тут в том, что суды такие проходят с огромными, многочисленными нарушениями. И когда подсудимые пытаются защититься, то есть они задают вопросы экспертам, свидетелям обвинения: а где тут был терроризм, где призывы к насилию? — судья все эти вопросы снимал. Он просто затыкал рот подсудимым, говоря: это не суть рассматриваемого дела. В каком смысле не суть, если в итоге запрашиваются сроки именно за терроризм? То есть не дают возможность даже подсудимым защититься. Что-то правильно было сказано уже только на прениях, когда у судьи уже не было выбора и он выслушал наших ребят. Они очень хорошо, от А до Я всё разложили. Что они занимались призывом, они это не отрицают. Но призывом к исламу. Они говорили: мы призываем наших родственников принять религию ислам. Наша Конституция не запрещает это. И в итоге с такими нарушениями прошли судебные процессы, а сроки запросили и дали 15 лет, 16 лет за террористическую деятельность, которой нет.
Мы хотели бы обратиться к общественности, неравнодушным людям, которые как-то следят за новостями: что вообще происходит у них под носом? Дают такие огромные сроки. И у нас, получается в стране можно получить срок за терроризм без самого терроризма. Чтобы они были неравнодушны к этому, так как, если каждый человек будет закрывать на это глаза, они начнут дальше таким же образом приниматься и за любую оппозицию, пугать людей, давать сроки, сажать, как сегодня за репосты сажают. Это следствие того, что люди молчат, боятся. Наши мужья, сыновья показали, что не боятся. Они в открытую говорят, что они занимались призывом к исламу, и они не террористы.
Дилара Файзуллина, жена Руслана Рахматуллина:
Вы задавали вопрос, было ли какое-то предвзятое отношение у судьи к нашим ребятам. Хочу подчеркнуть, что да, было изначально. С самого начала ребятам не дали ознакомиться с девятью томами. А когда они запросили разрешения ознакомиться с этим делом, чтобы подготовиться как можно лучше, им был дан отказ. В дальнейшем отказали, чтобы жёны стали общественными защитниками наряду с адвокатами. Мотивация судьи была такова: вы будете затягивать процесс. Извините, конечно, но у нас существует такое понятие, как презумпция невиновности. А здесь было такое ощущение, что они уже изначально виновны. И более того, судья как сторона нейтральная должен был допустить защитников наряду с адвокатами, для того чтобы мы смогли как можно больше документов донести, как можно больше разобрать это дело детально. Но мотивация, что вы будете затягивать дело… по-моему, судья в принципе не должен такие вещи говорить. Он как раз тот, кто должен разобраться окончательно. Адвокаты были по назначению, ребята давали им отвод, но был отказ.
Когда приходили свидетели обвинения и им задавали вопрос: «Приходили ли вы на чаепитие в гости?», — они говорили: «Да, приходили». У меня возникает вопрос, а что, у нас преступление приходить в гости и чай пить? Следующий вопрос судьи: «А что вы с собой приносили?» Они говорят: «Печеньки». Такое ощущение складывается, что дело на 16 лет о печеньках. То есть состава преступления нет. Плана реализации войны или переворота — такого нет.
Также хочу отметить, что когда было последнее слово и выступал Топтыгин Михаил, зачитывая свои стихи (насколько я знаю, нигде не прописан формат выступления на последнем слове, то есть человек имеет право выступать так, как он считает нужным), на втором стихотворении судья его обрывает и говорит: у нас с вами не вечер поэзии. Здесь последнее слово, человек, как хочет, так и выступает. Даже в этом ограничивают братьев. И таких ограничений была масса. Даже когда шёл прямой вопрос к экспертам, что такое терроризм, судья опять-таки обрывает: это к делу никакого отношения не имеет. Естественно, подсудимые заявляют: это прямой вопрос, прямое отношение к делу. На что судья отвечает: мы вас здесь судим не за терроризм. Хотя прошу отметить, статья за терроризм значительно отличается от статьи за экстремизм, добавляет большой вес к годам.
Ещё один момент, который я сейчас помню. Аудиозаписи не прослушивали, видео не просматривали. У нас, кстати, есть подтверждение. Мы также вели аудиозаписи и стенограммы. И даже когда ребята на прениях ходатайствовали о нарушениях [об устранении нарушений], прикладывая статьи Уголовного кодекса, судья отклонил все ходатайство, и это тоже не соответствует его роли.
На сегодняшний день [уполномоченная по правам человека в России Татьяна] Москалькова создала рабочую группу из адвокатов, правозащитников, потому что её шокировали эти факты. Это, во-первых, количество по России по этой статье, сроки достаточно большие дают. И, естественно, она уточнила: я разберусь с ходом следствия, с ходом судебных процессов, и люди, которые сидят ни за что, они сидеть такие сроки не будут. Плюс они начали решение разбирать от 2003 года, насколько оно принято законно и насколько оно на сегодняшний день правомочно. Мы, в первую очередь, надеемся на Аллаха, во вторую очередь, мы, естественно, создаём положение, чтобы общество узнало об этом беспределе и произволе. Чтобы организации правозащитные разбирались. Потому что такого в 21 веке быть не должно.
Оксана Зайнуллина, жена Руслана Зайнуллина:
Мы как мусульмане эту реальность не берём за основу. Мы надеемся и уповаем только на Всевышнего Аллаха. Это люди, которым дали сроки только за их убеждения. И естественно, Всевышний не оставит их в таком положении. Надежды у нас такие, что они скоро выйдут.
Александра Обаенкова, участница группы поддержки:
Это может случиться с каждым, потому что подобных случаев, когда людей осуждают ни за что, особенно по статьям об экстремизме и терроризме, очень много. Даже не мусульмане попадают под эти статьи. У нас сегодня особая зона — это журналисты, которые постоянно попадают под прессинг, это мусульмане, это люди, которые имеют активную гражданскую позицию, не только мусульмане. Я хочу сказать, никто не застрахован. Если так будет продолжаться, нас всех будут давить, давить, давить.
Текст: Дарья Костромина
Редактор: Александр Алексеев