Кто запутал дело «Сети»
После скандальной публикации «Медузы» на троих из семерых фигурантов «Сети» (организация признана террористической и запрещена в России) пало подозрение в причастности к убийству. Но версия событий, изложенная коллегами, как минимум не единственная. Наш специальный корреспондент несколько дней встречался с родственниками осужденных по делу «Сети», их близкими и друзьями. Мы приводим свидетельства, достаточно полно характеризующие Илью Хесина, — основного источника публикации «Медузы», интервью адвоката Максима Иванкина и два важных письма: Ильи — Дмитрию Пчелинцеву и реакцию Дмитрия Пчелинцева на публикацию «Медузы». Выводов мы пока не делаем, они впереди.
Письмо Ильи — Дмитрию Пчелинцеву (2019 г.)
Написано в 2019-м году, передано редакции матерью Пчелинцева
«Я считаю слабостью то, что не написал ранее. Но теперь, с получением новых сведений о том, что происходило в реальности, жить с этой ложью стало совсем тошно.
Я вошел в это дело, потому что я знал Игоря (Шишкина — Ред.) и люблю Юлиана (Бояршинова — Ред.) как человека с 2011 года.
Примерно с февраля я много общался с Линой (жена Дмитрия Пчелинцева — Ред.), примерно с марта — близко. В конце мая она переехала ко мне и была моей женщиной до конца октября 2018. Я так думал, что моей не только физически, но и духовно. За предшествовавшее отношениям время я получил много нелицеприятной информации о ваших взаимоотношениях, о твоем отношении к ней. В связи с чем я принял решение заботиться и нести за нее ответственность, понимая все тяготы возможных последствий подобного союза.
Изначально всплыли подробности дела, из которых на момент их появления следовала необходимость для нее покинуть страну. Я организовал и оплатил ей финскую визу и переход в Украину. Этот переход пресекли правозащитники — ввиду начала ЧМ2018 усилился контроль на границе. Мы нашли Лине работу с неплохой зарплатой, чтобы она вышла из тупого H&M и могла хорошо зарабатывать и, наконец, позволять себе обычные женские радости. Закрыть поскорее кредит, путешествовать, спорт и косметика. Мы продумали для нее высшее образование и дальнейшую карьеру, чтобы она могла выйти из этой истории и социализироваться. Выплатил существенную часть кредита по Ванину и много помогал финансово родственникам пензенских и питерских фигурантов, думая, что сфабриковано больше, чем есть в реальности.
Но план, основанный на лжи, не мог состояться. Я сделал ей предложение. Я читал письма любви к тебе после того, как слышал это в свой адрес. Ну, думал, наверное, так надо. «Он убьет себя, ты этого хочешь?», — приводила Лина доводы. Я понимал, что чей бы то ни было суицид — не моя проблема, но велся на эту твою манипуляцию, ретранслированную через сильную привязанность Лины к тебе. <…> Потом она ушла к твоим родителям, а потом вроде еще куда-то. Обо всем я рассказал ее маме, потому что никого роднее родителей у человека, в моем понимании, пожалуй, и нет. И хотя бы с кем-то должен быть мостик правды без прикрас и трактовок.
В общем, я наступил на грабли собственной лжи самому себе — я думал, что можно вытащить человека из тяжелой ситуации, если он говорит, что хочет этого. Но настоящие желания — «самые заветные, самые искренние, самые выстраданные» («Пикник у обочины», «Сталкер») — они трансцендентны и стремятся к справедливости и равновесию. Ваш союз уравновешен и мне в нем не может быть места.
Лина против того, что я тебе это пишу. Но и жить с этой ложью я больше не хочу. Так правильно.
В*.»
* Прим. ред.: Илья ранее представлялся как «Владимир Кузнецов».
А еще спецкор «Новой газеты» поговорил с теми, кто общался с Ильей. Вот, что они нам рассказали.
— Не помню, когда мне первый раз написал Илья, но я знала, что он из кампании поддержки. Когда началась общественная кампания, он говорил, что надо договариваться, мол, когда со мной приключилась какая-то история, меня мать спасала, ходила к следователю и договаривалась, упрашивала.
Мы общались, когда я была в Москве в апреле 2019-го, потом я уехала в Пензу домой, и на следующий день он мне рассказывает в письме историю про Рязань. И начинает меня убеждать в том, какой Дима негодяй. Потом рассказывает, что кто-то там давно знает, что Полтавец какому-то знакомому рассказал, что он убил Артема, а Максим Катю. Все, что написано в статье «Медузы» — это слова Ильи. Журналистка, которая звонила Свете Пчелинцевой, транслировала ту же версию почти дословно.
Я стала уточнять у него, а правда ли про убийство, а можно ли этому верить. Когда я начала задавать вопросы к его версии и говорить, что что-то в ней не так в этой версии, он сказал: не пудри мне голову, иди подальше, я знаю, что это вот так, и точка. На этом общение кончилось.
— Илья приезжал в Пензу, пришел ко мне на работу. Спрашивал почему-то адрес Егора Зорина. А в какой-то момент позвонила Лена Куксова, жена Васи, сказала о том, что ей пришло сообщение от Ильи, в этом сообщении было написано, чтобы Лена и я пошли к Токареву и написали заявление о том, что Иванкин по приказу Пчелинцева убил двоих людей в Рязани… Посыл был такой: идите, напишите, расскажите, спасайте своих мужа и сына, скажите, что они ни при чем. Я возмущена была: значит, вот к этому, который пытал наших парней, мы сейчас должны прийти, написать заявление? А кто он вообще такой, чтобы это у нас требовать? Мое мнение: он работник ФСБ.
— Илья приходил на одну из первых встреч с родителями ребят у Пономарева. Помню, что он тогда очень возражал против огласки пыток и огласки вообще. Говорил, что ребят пытают и из-за огласки их могут пытать еще сильнее, я должен сделать все, чтобы их не пытали — очень эмоционально он высказался, даже истерично. Меня это тогда напрягло, если честно. Запомнилась фраза: «Доказательств у меня нет, но я уверен».
— Всю инфу Солопову принес Илья, который упоминается в статье без фамилии. Я знаю его лично. В день публикации моего первого текста про пензенскую «Сеть» Илья писал мне истерические сообщения в личку, обещая сломать ноги за то, что я называю ребят «антифашистами» — по его мнению любая политизация дела навредила бы. Всю неделю до этого он отговаривал нас вообще публиковать эту историю с пытками и страйкболом, уверял, что это не поможет…
Я, как человек, два года общавшийся с Ильей, могу его охарактеризовать. Я бы сказал, что он не очень уравновешен.
Что он любит лезть во все истории, которые считает важными и интересными, что он плодит по одной или больше безумной идее в день. Что я слышал от него десятки безумнейшим планов по спасению фигурантов дела «Сети» с помощью тонких общественных кампаний, с помощью встречи с Кириенко, с помощью конкурса «Лидеры России», с помощью апелляции к высшим чинам фсб и прочее. Обыкновенно Илья пишет по 50 сообщений в ответ на твое одно, развивая в своих рассуждениях теории, гипотезы, планы и простые объяснения сложных проблем.
Для примера: по его гипотезе, в антифа-среде популярны девушки с большой грудью, потому что в антифа-среде много людей, воспитанных мамами.
Возможно, эти характеристики не вошли бы в текст «Медузы», конечно, но они позволили бы подписавшимся под ним понять, что не все, что говорит Илья, может быть правдой. Позволили бы засомневаться и задуматься — в чем в принципе и состоит, наверное, работа журналиста.
Адвокат Максима Иванкина:
«Я не знаю, что было, я могу говорить только о том, чего точно не было»
Из текста «Медузы» может сложиться впечатление, что расследование по рязанскому делу не проводилось или проводилось халатно. Но, по крайней мере, в отношении Иванкина СК имел возможность узнать все, что хотел, и эту возможность использовал. Рассказывает адвокат Максима Константин Карташов.
— В конце февраля — начале марта прошлого года в Пензу приехали оперативные сотрудники из Рязани. Пришли в СИЗО без адвоката и сразу перешли к делу — ты нам вот это расскажи. Максим сказал: «Я ничего говорить не буду». На этом и распрощались. Где-то спустя месяц приезжает следователь СК. Он поступил более грамотно: связался со мной и с Кабановым (адвокатом Кулькова), сказал, что хочет допросить [наших подзащитных] в качестве свидетелей. Мы согласились, и был допрос. Вполне адекватный, никакого жесткого давления, угроз или предположений.
Он не говорил: «Я знаю, что это вы сделали, я вас сейчас расколю…»
— О чем спрашивал?
— Знакомы ли вы с Артемом? Знакомы ли с Катей? Где они жили? Чем занимались? Занимались ли наркотическими средствами? Был вопрос — когда вы их последний раз видели? Спрашивал, когда и как Максим с Мишей сбежали из-под домашнего ареста. По этим вопросам мы не отмалчивались, давали показания.
— Когда Максим последний раз видел Катю и Артема?
— 30 марта 2017 года. Они, то есть, он, Полтавец и Миша, вышли из квартиры, в которой (если я не путаю, но мне так запомнилось) оставались Катя и Артем. Вышли из этой квартиры и пошли гулять. По пути случилась история с наркотическими средствами, их задержали. Это был последний раз, когда они видели Артема с Катей.
Артем жил с Мишей в одной квартире, туда часто приходила Катя иногда появлялся Максим. Туда же приехал Иванкин вместе с Полтавцом, оставили там какие-то свои вещи, не могу даже сказать какие, и пошли все втроем гулять — то есть, Миша, Максим и Полтавец.
И в этот день их задерживают сотрудники полиции, это ночь с 30 на 31 марта. Весь день 31 марта и 1 апреля почти весь день ребят держат в отделе и практически ночью отпускают домой к Максиму. 1 апреля происходит обыск по месту жительства Миши, где последний раз видели Катю и Артема, но их не было. Пока Максим, Миша и Полтавец были в отделе полиции в связи с задержанием по наркотикам, Артем и Катя куда-то пропали. Мы точно не знаем дату: 1-го, 31-го или 30-го в ночь. Но факт тот, что последний раз их видели 30-го.
— Как вы относитесь к версии о том, что Максим сбежал из-под подписки с двумя карабинами?
— Это бред. Извините, когда люди в бегах и пытаются спрятаться, как-то глупо с собой оружие возить. Это лишнее основание для задержания, для подозрений. Одно дело, если идешь по улице, тебя остановит сотрудник полиции, посмотрит, скажет: «Ну, вроде трезвый», — и отпустит. А совсем другое, если задержат, а у тебя при себе ружье.
— Если ружей не было, то и картечи, в стрельбе которой признается Полтавец, тоже быть не могло. Запомним этот момент. Какие еще следственные действия проводились?
— Следователь попросил образцы слюны, биологические образцы. Миша дал, Максим отказался. Могу объяснить почему. У нас был инцидент за несколько дней до того, как приехал следователь из Рязани, мы как раз заканчивали ознакомление с материалами дела в здании Пензенского УФСБ. И получилось так, что мы подписали в этот день протокол, я уехал. Макс остался, он попросил ознакомиться дополнительно с каким-то видео, он ознакомился. После этого его отвели к оперативному сотруднику Шепелеву. Без адвоката. Разговор с Шепелевым строился как раз вокруг «рязанского дела». Тот практически открытым текстом сказал что-то вроде: «Ну что, какая у тебя позиция по нашему делу (имеется в виду участие в террористическом сообществе)? Не передумал еще отказываться? А то смотри…» — и начал все подводить к 105-й.
— Угрожал обвинением в убийстве?
— Нельзя сказать, что угрожал, скорее намекал. Макс его намеки понял и все это мне передал. И когда у тебя после этого просят образцы ДНК… Мы успели изучить так называемое дело «Сети» и на тот момент, уже понимали, что оно, скажем мягко, не соответствует действительности. Естественно, первая наша реакция была — никаких ДНК, сейчас что-нибудь подтасуют, возьмут наш образец, подкинут, свяжут с убийством… И наша позиция была однозначная, что нет, мы с этим связываться не будем. Мы руководствовались только этим.
— Что было дальше?
— Ничего. От следователя СК не было никакой информации, ни звонков, ни предложений сделать экспертизу, ни дополнительных вопросов, ничего. Ощущение, что следствие получило исчерпывающие ответы на свои вопросы. Они узнали, что хотели, и вопросы к нам закончились. Можно было бы сделать запрос, но по опыту скажу, что даже когда защищаешь подозреваемых и обвиняемых, следствие плохо идет на контакт и всевозможно препятствует, оттягивает до максимума ознакомление с экспертизами, с дополнительными материалами дела. Что уж говорить, когда защищаешь свидетеля… У Макса статус свидетеля, и получить хоть какую-то информацию нереально. Когда ты свидетель, ты никто в этом деле.
— Что мы знаем об отношениях Максима и Полтавца?
— Немного, потому что и отношений как таковых не было. Судя по материалам дела, Полтавец приехал в Пензу 30 марта. Макс встретил его и отвел на квартиру. Тут показания Макса и Полтавца полностью сходятся. Он кладет вещи у Миши Кулькова на квартире, и они идут гулять втроем. И в этот день их задерживают с наркотиками, держат в отделе день, два, на второй день отпускают, и на третий день они уехали в Рязань. Всё.
— Полтавец был в «Сети» или нет?
— Давайте начнем с того, что никакой «Сети» нет, это наша позиция. Было человек 30—40 ребят, компания по интересам. Они приезжали, уезжали, у них были общие квесты, походы, еще что-то.
Что касается Полтавца, то его даже в эту компанию вписать нельзя. Он не местный, он сильно младше, даже у ФСБ не получилось его вписать туда, мы видим это по материалам дела. Его просто некуда добавить.
Он приписан как свидетель, не больше. Поэтому, кстати, трудно объяснить отчего он бежал. Ведь под подпиской он не был, мера пресечения ему не избиралась. Не знаю, может, у него чего-то в голове перещелкнуло, он подумал, что сегодня я свидетель, а завтра такой же соучастник, как и они. Но это догадки. Я не знаю, что было, я могу говорить только о том, чего точно не было.
— Какую роль, с вашей точки зрения, в этой истории сыграли наркотики?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выстроить хронологию событий, зная хронологию, мы могли бы сказать — повлияли на это наркотики или не повлияли. А сейчас у нас есть начало истории с наркотиками, потом — большой знак вопроса, черная дыра, и результат — нашли Артема в лесу. То есть начало и конец. А середины нет, и в эту середину сейчас каждый, кому не лень, впихивает свою версию событий, подкрепляя это воздушными замками, захотел — вбросил.
На взгляд моего коллеги адвоката Кабанова И.Б., защищающего Кулькова, и я с ним в этом полностью согласен, наркотики — еще один аргумент в пользу того, что никакого террористического сообщества не было. Предположим, что они террористы. Тогда тот факт, что двоих из них сотрудники полиции задерживают по наркотикам и проводят у них дома обыски, должен был как минимум насторожить остальных фигурантов. Но они почему-то не предпринимают ровно никаких мер, чтобы сокрыть свои преступления, избавиться от нелегального оружия и всего остального, что им вменяется. Почему это не послужило для них сигналом? Что сделает нормальный член ОПГ? Избавится от всего нелегального и ляжет на дно. А тут твоего подельника задерживают, и ты такой думаешь: «А-а, фиг с ним, это его схватили, мне-то ничего не будет, продолжу-ка готовиться к терактам». В это невозможно поверить.
26 февраля 2020 года
Из письма Дмитрия Пчелинцева
передано из СИЗО 26 февраля 2020 года Зое Световой, обозревателю «МБХ-медиа»
«У меня не было абсолютно никаких отношений с Екатериной Левченко и Артемом Дорофеевым. Я даже не уверен, что понимаю, о ком именно речь. Есть только предположение, что Артема я видел, когда работал официантом, но мы не общались. Никакой информации об их исчезновении у меня нет, кроме той, которая распространялась в виде слухов. Источником слухов был все тот же Илья, но они были слишком противоречивыми, а версий было слишком много, чтобы в них поверить. В итоге в одной из последних версий я оказался причастен к убийству, да еще оказалось, что я торговал наркотиками, а из статьи «Медузы» я узнал, что я наркотики еще и употреблял. Только это абсурд, хотя бы потому что я работал в стрелковом тире и владел спортивным оружием. А это обязывает меня проходить регулярно психиатра-нарколога и сдавать анализы на ХТИ — химико-токсикологическое исследование. Ну и тяжелее наркотика, чем Альфа-PVP еще вряд ли придумали. Скрыть его употребление невозможно. История про марихуану и грибы — безумие. Это было придумано в кабинете ФСБ, как и все остальные «переписки». Дело в том, что это не история сообщений из мессенджера, а текстовая заметка, которую можно наполнить любым содержанием. Это не совпадение, что в телефоне, изъятом у Чернова, нашли именно то, что нужно для подтверждения вины. Только Чернова задержали 9.11.2017, а файл был создан, изменен и открыт 13.11.2017, то есть после его задержания. В нем и адреса закладок, которые якобы пролежали на видном месте около года и не были снесены порывами ураганного ветра…
Сотрудники ФСБ фальсифицируют доказательства, всем это очевидно, но они появляются в тексте «Медузы», которая даже не понимает, о чем пишет, говоря словами прокурора…
Илья не был ни на одном заседании (суда), и писать, что он хочет якобы помочь Куксову — по меньшей мере странно. Он уже «помог» мне, когда «спас» мою бывшую супругу Ангелину, «помог» Арману, когда спас его девушку Топчилову Анну, от Шишкина Игоря мне известно, что Илья спасал и его жену, а до этого Аксенову, но вроде не спас…
Никакого расследования он не вел, он занимался любимым делом всех тусовщиков — собирать и распространять слухи, вбрасывать информацию и чувствовать себя очень важным человеком, вершителем судеб…
Я не знаю, работал ли Илья в ФСБ или он просто, как сказала мне Лина, «безумный маньяк», но вышедшая статья могла иметь только одну цель, судя по качеству, содержанию и времени выхода. Она этой цели, судя по всему, достигла. Я ошибался, когда говорил, что сюда невозможно успешно внедрить агента. И судя по реакции людей, у него есть все шансы продолжать успешно работать. У нас был шанс не только выйти из тюрьмы, но и посадить всех тех, кто участвовал в фабрикации дела…
Я очень сочувствую близким погибшего парня, но ничего сделать для расследования его смерти я не могу, кроме как надеяться, что оно будет проведено с максимальной эффективностью, и мы узнаем, как все было на самом деле. Я только боюсь, что если ФСБ реально при делах, то мы больше вообще не увидим эффективных расследований.
Дмитрий Пчелинцев».
Ян Шенкман
