«Мы должны гордиться тем, что наши дети способны на такие поступки»

В последнее воскресенье ноября в России отмечается День матери. Накануне этого праздника матери политзаключенных рассказали Открытой России, как они живут без своих детей.

Максим Панфилов был арестован в Астрахани в апреле 2016 года. По версии обвинения, Панфилов во время акции протеста на Болотной площади 6 мая 2012 года сорвал шлем с сотрудника полиции Владимира Филиппова, тем самым «применив к нему насилие». В марте 2017 года Панфилова признали виновным по части 1 статьи 318 УК (применение насилия в отношении представителя власти) и части 2 статьи 212 УК (массовые беспорядки). В октябре 2016 года психиатрическая экспертиза Центра имени Сербского признала Панфилова невменяемым. Максим Панфилов болен синдромом Туретта — генетически обусловленным расстройством центральной нервной системы, характеризующемся моторными и вокальными тиками, а также нарушением поведения. В июле 2017 года Панфилов был отправлен на принудительное психиатрическое лечение. «Мемориал» признал Максима Панфилова политическим заключенным.

— Две недели назад мои родители получили возможность видеться с ним каждую неделю. Сейчас в клинике ввели карантин, и я могу только звонить его лечащему врачу и спрашивать о его состоянии. Как мне кажется, к Максиму все-таки проявляется усиленное внимание — например, могут не разрешить передать книгу, если не понравится ее содержание. Естественно, отсутствие общения накладывает определенный отпечаток на состояние человека. Хотя Максим никогда ни на что не жалуется, всегда улыбается и говорит, что у него все хорошо. Он вообще такой товарищ у меня — не будет лишний раз расстраивать, даже если происходит что-то не то. Лечащий персонал в принципе хорошо к нему относится. Ему даже назначили лечение именно по его заболеванию — это здорово, что нормальные люди есть везде, люди, которые добросовестно относятся к своей работе. Это замечательно — это значит, что не все еще потеряно для нашей страны.

— Такое общее впечатление по его состоянию, по его быту, по его просьбам — более или менее нормально. Но надо понимать, что в условиях, в которых Максим находится, в них больному человеку, наверное, тяжело, а такому, как Максим, еще тяжелее. Потому что это особый режим, это сплошные ограничения, подъем по звонку, умывание по звонку, выход из палаты тоже по звонку. Это очень напрягает. Там ты ни минуты не можешь находиться без надзора — везде видеокамеры, везде люди, которые прислушиваются к каждому твоему слову. Нужно обязательно себя контролировать каждую секунду.

— Происходит это «замечательно». Начнем с того, что я живу в Москве, а Максим находится в Астрахани, я имела возможность только в сентябре увидеться с сыном. А свидание происходит следующим образом: решетка — Максим находится по ту сторону, а я — по эту. Контакты, пожимания рук, поцелуи — это только с разрешения. При нашей встрече присутствуют посторонние люди. Один — там, где ты сидишь, второй, охранник — с Максимом за решеткой. Вот в таких условиях я вижу своего сына.

— Обычно это происходит так: проходят первые полгода, за следующие полгода комиссия обязана представить свое заключение и направить его в суд. Суд будет рассматривать возможность изменения процедуры лечения или же возможность прекращения лечения. Максим прибыл туда 18 июля, первые полгода у него заканчиваются 18 января. Мы все очень надеемся на то, что здравый смысл восторжествует, и что будет принято единственное правильное решение.

— Не только Максим, но и все люди, которые были осуждены по «Болотному» делу, и те, которые сейчас проходят по административным и уголовным делам, связанным с выражением собственного мнения и отношения к происходящему в стране — это все своего рода акт устрашения для остальных. Для того, чтобы не ходили, не говорили, не писали и даже не думали.

— Честно, даже не знаю. Государство — это машина, механизм совершенно бездуховный, иногда безнравственный. Единственное — я верю в то, что все, что мы делаем, и как живем мы на этой земле, возвращается нам и нашим детям. Пожелание такое — чтобы те, кто придумывает эти античеловеческие законы против собственного народа, подумали о том, что когда-нибудь они умрут, но останутся их дети, а потом родятся внуки. Они не боятся за них?

— Мамочки все одинаковые, они все любят своих детей, переживают за них. И мамочки должны понимать, что дети оказались там не потому, что они какие-то плохие, и не потому, что сделали что-то противоправное. Матери и все остальные должны понимать, что дети хотят, чтобы все мы жили лучше. Желание что-то поменять в лучшую сторону в нашей жизни, в жизни наших родителей и в жизни наших детей — вот это основной движитель поступков наших сыновей и наших дочерей. Мы должны гордиться, что наши дети способны на такие поступки. Огромное спасибо всем тем, кто поддерживал меня и Максима, кто поддерживал другие семьи, потому что чувство, что ты не один, очень укрепляет веру в то, что все в конце концов будет хорошо. Те, кто пишут письма Максиму в больницу, те, кто передает приветы и наилучшие пожелания — это, конечно, огромная поддержка. Не только для меня, но и для всех матерей.

Написать письмо Максиму Панфилову можно по адресу:

414004, Астрахань, Началовское шоссе, д. 15 ГБУЗ АО Областная клиническая психиатрическая больница, отделение 14, Панфилову Максиму Алексеевичу, 1985 г.р.

Алексей Пичугин, бывший глава отдела внутренней экономической безопасности нефтяной компании ЮКОС, находится под стражей с 19 июня 2003 года. Двумя приговорами, в 2005 и 2007 годах, по статьям УК 162 (разбой) и 105 (убийство) осужден к пожизненному лишению свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. В ходе следствия и судебного процесса были многочисленные нарушения, которые позволяют считать, что вина Пичугина не доказана, а доказательства, послужившие основанием для приговоров — сфальсифицированы. Европейский суд по правам человека дважды удовлетворял жалобы осужденного и признавал, что при рассмотрении дела Алексея Пичугина были нарушены положения Конвенции прав человека и основных свобод. «Мемориал» признал Алексея Пичугина политическим заключенным.

— Очень добрым и доверчивым. Я всегда переживала, что он очень открытый. Очень хороший мальчик был всегда, послушный. Учителя Алексея хорошо его помнят и до сих пор не понимают, как ему навешали такие обвинения. Просто страшно подумать. У него была цель с детства — стать военным. Когда поступал в училище, он был немножко полноват — начал бегать на стадионе, тут у нас рядом с домом, усердно готовился. И он добился своего — поступил, я даже с ним ездила тогда, не пустила его в Новосибирск одного. Когда поступил, я уехала, а он остался там. Приезжала к нему на выпускной из училища. Я гордилась своим сыном, служил он хорошо, всегда был в почете, грамота у него есть и даже медаль. Все было хорошо до некоторых событий. 15 лет прошло, а до сих пор в голове не укладывается.

— 23 июня. А теперь увижусь с ним 23 декабря. Через стекло ровно 4 часа, не разрешают дотронуться друг до друга. Для этих четырех часов я лечу в Оренбург, приезжаю накануне, общаюсь и тут же на самолет обратно. Езжу я обязательно с каким-нибудь сыном Алексея. Вот сейчас поеду со старшим сыном, билеты уже взяли.

— Я ему очень часто пишу, чуть ли не через день. Пишу обо всем: и о сыновьях, и о себе, и обо всех близких, чтобы он не скучал, чтобы знал, что мы с ним всегда, постоянно. И сыновья пишут, сестра моя пишет, племянница, все стараются поддерживать его. А сколько людей ему пишет — люди всех возрастов и из всех городов присылают слова поддержки. Если бы вы знали, сколько он получает поздравлений с днем рождения, сейчас скоро Новый год — он снова получит много писем. То есть не только мы, родные, а посторонние люди ему пишут. Люди понимают, что человек невиновен, что бы там ни говорили суды.

— Он всегда правильно настроен. Он верит в справедливость и говорит: «Я невиновен, и я все равно выйду на свободу». Он считает, что добро обязательно победит зло. Это чувство у него постоянно, несмотря на то, что Верховный суд оставил в силе приговор, все равно он не теряет надежды. В меня это тоже вселяет оптимизм — я считаю, что все равно все решится положительно. Каким образом — я пока я не знаю. Два раза Европейский суд доказывал его несправедливое осуждение. Ну и что? Верховный суд все оставил как было. 19 числа было 14 лет и пять месяцев, как Алексея забрали. Уже столько слез выплакано за это время, я не знаю, как я еще живу, честное слово.

— У этих женщин, как правило, есть надежда и есть определенный срок. Это надо ценить. Ты знаешь, что через какой-то определенный срок — через год, через пять лет, через десять лет — твой ребенок вернется домой. В моем случае заключение пожизненное, у меня этой надежды нет. Я вообще могу его не дождаться. Было бы хотя бы 20 лет, можно было бы УДО получить. Здесь УДО дается через 25 лет — он еще 15 лет не отсидел, только скоро будет. А УДО ждать еще десять лет, и неизвестно — дадут или нет. А дождусь ли я?

Написать письмо Алексею Пичугину можно по адресу:

461530, Оренбургская область, г. Соль-Илецк, ул. Советская, д. 6, ФКУ ИК-6 УФСИН России по Оренбургской области, Пичугину Алексею Владимировичу 1962 г. р.

Александр Соколов — журналист РБК, автор расследований о российских госкорпорациях, член инициативной группы по подготовке референдума «За ответственную власть» (ИГПР «ЗОВ»). Следствие считает, что под видом деятельности ИГПР «ЗОВ» Соколов и его соратники продолжали деятельность запрещенного движения «Армия воли народа». В августе 2017 года Соколов был приговорен к 3,5 годам колонии общего режима по статье 282.2 УК (Организация деятельности экстремистской организации).

— Он очень много читал, исследовал различные материалы, ему всегда это было очень интересно. Он вплотную занимался экономикой, у него аналитический склад ума. Тема его диссертации «Влияние рентоориентированного поведения на инвестиции российских государственных корпораций» — он считает, что именно она являлась основной причиной его ареста. Еще до этого он много выступал на форумах, свои доводы всегда доказывал схемами, цифрами, и ни один его вывод не был опровергнут. Он всегда говорил и доказывал, и ему это понравилось — он понял, что может доносить информацию, люди понимают его, и он это совершенствовал. Когда попал в РБК, ему сразу дали писать на злободневные темы. Вышло несколько очень знаковых статей, ни одна из них не была опровергнута. А потом РБК разогнали. Но журналисты, которые с ним работали, от него не отвернулись. Команда, которая была раньше, Елизавета Осетинская, Роман Баданин, они все были с ним, поддерживали его.

— Нам судья дал свидание две недели назад. Ты подаешь паспорт, тебе дают разрешение — одно свидание в месяц. Как Саша расписался со своей девушкой год назад, то мы делим — одно ей, одно мне. Две стеклянных кабины, я в одной, он в другой, коридор и трубки. На весь разговор — час или час-двадцать. На самом деле пролетают как пять минут. Когда я вхожу в это учреждение, когда за мной закрывается дверь, у меня ощущение, что я попадаю в пыточную камеру. На человека это очень сильно действует психологически.

— Саша много читает, ему много литературы присылают, он выписывает. Бывает, приносишь ему передачу, по 30 килограммов каждый месяц, а мне говорят, что уже перевес — кто-то ему уже 8 килограммов книг прислал. Он много читает, он любит это дело. Думаю, Саша еще кому-то помогает — он за два года изучил уголовный кодекс лучше всякого судьи, он умеет анализировать это дело. Он стал такой худой, синяки под глазами. Но держится, не раскисает — он человек мужественный. Может быть, это прозвучит банально, но если давать Саше какую-то одну точную характеристику, то он — гражданин своей страны. Он себя сам таким воспитал.

— Я сто раз себе задавала этот вопрос. Как мать, конечно, я желала бы ему другой доли — не такой сложной, которая еще неизвестно, чем закончится. Но как человеком и как гражданином я им горжусь. 17 ноября ему исполнилось 30 лет. Он второй год встречает свой день рождения там, с соседями по камере. Как бы к этому ни относилась — это его выбор. И, судя по словам, которые он произносит и которые он пишет — он достоин уважения как гражданин.

— Его уголовное дело сфабриковано на сто процентов. Он в своих публикациях затронул интересы государственных корпораций, которые были нечисты на руку, позже это было доказано. Посадили в основном его как журналиста, за его расследования. Ну и участников инициативной группы надо было всех закрыть. 30 ноября у них у всех будет апелляция в Мосгорсуде — будем надеяться на лучшее, хотя шансы, честно говоря, меньше 1%.

— Я желаю матерям, у которых дети находятся в таком положении, во-первых, не отворачиваться от них ни за что. Второе — пожелать всем матерям воспитывать своих детей так, чтобы потом за них не было стыдно. Чтобы дети, прожив жизнь, оставляли после себя светлое начало следующему поколению, а не жили на подачки в офшорах, прожигая свою жизнь. Просто стыдно — не для этого ты сюда пришел, чтобы прокатиться на «ягуаре» по Тверской.

— Просить я ничего не буду. Два раза уже корреспонденты, спасибо им за смелость и за честность, на прямой линии спрашивали об Александре, и два раза президент обещал разобраться. Нет смысла обращаться в третий раз. Я просто хочу сказать, что каждый за свои поступки отвечает. Люди, которые сидят по этой статье, осуждены незаконно, это все будет отменено, это только вопрос времени. Правды надо добиваться. Если мы эти слова усвоим, то у нас что-то получится. Мы народ и нация, а не отдельно стоящие особи на обочине истории. Сейчас такой раздрай, каждый выживает сам. Надо объединяться, и главное — выключить зомбоящик. Сесть и подумать, кто мы, что мы и зачем мы, посмотреть на себя и на остальных. И если каждый это сделает — 90% того, что должно все у нас должно получиться. Хочу сказать отдельное спасибо ребятам из группы поддержки, журналистам, всем неравнодушным, что не испугались, что по мере возможностей — понятно, что все перекрыто и все под колпаком — поддержали. Каждое слово, каждый рубль на счету — за это людям огромный поклон. Я думаю, что хорошие и добрые дела обязательно зачтутся.

Написать письмо Александру Соколову можно по адресу:

127055, г. Москва, ул. Новослободская, д. 45, ФКУ СИЗО-2 УФСИН России по г. Москве Соколову Александру Александровичу 1987 г. р.