Иван Сафронов: «Я не сломался. Никого не оговорил. Это чего-то да стоит. Даже в России»
21 марта в Мосгорсуде начнется судебный процесс по делу бывшего обозревателя газеты «Коммерсант» и газеты «Ведомости», советника главы госкорпорации «Роскосмос» Ивана Сафронова. Согласно обвинению, «следствием установлены и документально подтверждены факты длительного, на протяжении 2015–2019 годов, выведывания и собирания Сафроновым секретной и совершенно секретной информации, в том числе в отношении военно-технического сотрудничества России с государствами, входящими в Организацию Договора о коллективной безопасности, а также странами Ближнего Востока, Африки и Балканского полуострова. Собранные сведения он систематически передавал представителям иностранных разведок, осознавая, что эта информация может быть использована государствами — участниками блока НАТО против безопасности РФ. Документально установлено, что незаконные действия совершались Сафроновым на возмездной основе, а также с использованием методов шифрования».
Иван Сафронов был арестован 7 июля 2020 года.
По информации его адвокатов, все это время в СИЗО «Лефортово» на него оказывалось серьезное давление со стороны следствия. Ему ни разу не предоставили свидания с родственниками, запрещали звонки матери, сестре и невесте. Требовали признания вины в обмен на звонки и свидания с матерью. В октябре 2021 года следствие запретило администрации СИЗО «Лефортово» передавать Сафронову письма от кого бы то ни было: и от родственников, и от друзей. Только в январе 2022 года «эпистолярная блокада» была снята.
Я начала переписываться с Иваном Сафроновым вскоре после его ареста. Последнее письмо я отправила в конце декабря — поздравление на Новый год. И вот 15 марта от Ивана пришел ответ.
Письмо Ивана Сафронова — Зое Световой
Письмо Ивана Сафронова
«Дорогая Зоя! Очень рад был получить ваше письмо — теперь вот отвечаю. Недавно прочитал в «Новой» текст и интервью с женой Г. Кравцова*. Было интересно! Я в курсе его истории и считаю, что он и его семья вышли из всей этой непростой ситуации не только с достоинством, но и победителями. У меня впереди суд — думаю, что первое заседание состоится уже в этом месяце. Я каких-то иллюзий не питаю, но верю, что хотя бы капля благоразумия все-таки проявится. Я сейчас не просто уверен, а 100 процентов знаю, что в моих действиях нет никакого состава преступления, если, конечно, не считать преступлением саму журналистику. Хотя, судя по тому, что происходит в стране, уже и не знаю, что и думать. Последнее, что хотелось бы, это узнать, что журналистика признана в РФ нежелательной деятельностью.
С огромным огорчением воспринял новости про «Эхо Москвы» и «Дождь»**. Хотя, наверное, слово «огорчение» не подходит для описания всего спектра чувств.
По поводу юмора (в письме я призывала Сафронова сохранять чувство юмора даже в самых отчаянных обстоятельствах. — З. С.), он не только сохранился, но и преумножается — даже в тех самых условиях, в которых я вынужден находиться вопреки логике и здравому смыслу.
Адвокаты подтвердят: при каждом свидании мы смеемся, а это важно.
Важно, что узнав, наконец, в чем именно меня обвиняют, я не только не пал духом, но и только укрепился в своей правоте, в том, что я все сделал правильно.
Лично для меня важно еще и то, что совесть моя чиста — от и до. Я не сломался, я никого не оговорил — я отстаиваю свои убеждения, а это хоть чего-то да стоит.
Даже сейчас. Даже в России.
У меня есть какое-то внутреннее понимание, что все будет хорошо — в конце концов, любой срок заканчивается, а на себя в зеркало мне еще долго смотреть.
Передавайте всем огромный привет!
С любовью и надеждой, Ваш Ваня
6.03.22